От Алари до Вьетнама
Книга представлет собой воспоминания автора о своем детстве, учебе. участии в гражданской и отечественной войнах, а также о своей работе во Вьетнаме. кроме того автор дает основанное на документальном материале описание путешествие Цибикова в Тибет, рассказывает о поисках рукописей "Ганжува" и "Даижура" в Бурятии.
Моя родина — Аларь
Дочери же во внимание не принимались.
Само слово «албата» уже
говорило о значении родившегося в семье мальчика, ибо он сразу же наделялся
землей.
Буряты гордились своими
сыновьями, рождение же девочки никого особенно не радовало. У моей матери была
дальняя родственница, которая имела четырех дочерей. Когда родилась пятая,
вернувшийся с работы муж, узнав об этом, уехал, даже не взглянув ни на
разрешившуюся от бремени жену, ни на новорожденную.
Уважительное отношение
отца к матери всегда вызывало во мне восхищение.
Отец очень любил
рассказывать, а мы — слушать. Я помню его рассказы о Сибири, ламаистском
духовенстве, жизни и быте бурят. Обычно по вечерам мы все садились вокруг отца,
который лежал на деревянной кровати за печкой, и он, обхватив кого-нибудь из
нас за плечи, начинал свой рассказ. Я пристраивался у него в ногах и очень
сердился, когда мне мешали слушать. Мать в это время хлопотала по дому. --
Я много слышал от отца о
шаманах. Только в Алари и примыкающих к нему улусах их насчитывалось более двух
десятков. Мужчину-шамана у нас называли буо, а женщину — удаган.
Распространение ламаизма
там, где существовал шаманизм, неизбежно сопровождалось столкновениями. Как-то
в 1883 г., рассказывал отец, в Тункинский район приехал «большой лама». Он
приказал собрать в мешки с деревьев из лесов кости умерших шаманов, которых
обычно не зарывали в землю, а привязывали к крепким сучьям вековых деревьев.
(Такой сверток, висящий на дереве, назывался аранга.)
Собирание костей началось
с Шимковского, а потом охватило и другие улусы. Инициаторами этой кампании
стали ламы Кыренского дацана. Поддерживала их местная степная дума.
Однако родственники
умерших шаманов не пожелали отдавать их останки ламам. Началась драка. Затеяли
ее ламы, забыв о своем принципе «непротивления злу насилием»; они с
остервенением набросились на своих противников. Отец рассказывал, что ламы
иногда даже сжигали шаманов живьем. Впрочем, последние распространяли свою веру
не менее жестокими методами.
От отца мы услышали о том,
как он, будучи уже взрослым, крестился без ведома родителей.
Произошло это так. Однажды
ранним утром отец бродил по берегу Ангары. Река в эту пору бурная, возле нее и
стоять-то близко страшно: того и гляди, захлестнет вода, особенно в ветреную
погоду...
Со стороны отца можно было
принять за неудачливого рыболова, медленно бредущего вдоль берега. Но буряты в
это время рыбу не ловили: по шаманским поверьям, это считалось великим грехом.
Отец просто вышел к Ангаре посмотреть, что за люди скопились на ее берегу.
В центре пестрой толпы он
увидел казаков на лошадях с длинными пиками в руках. Здесь же находились бывший
тайша Олдушкин и сотский Татышкин в .нарядных
терликах ш, увешанных медными и железными бляхами — знаками
различия нижних чинов царской администрации.
Татышкин стоял растерянный
и оглядывался по сторонам. Заметив моего отца, сотский поманил его пальцем:
Эй ты! Ну-ка поди сюда. Ты
чей?
Сыдена, — ответил отец
нерешительно.
Что здесь делаешь?
Да вот... отгоняем табун
лошадей в Аларь.
Когда?
Дня через два.
Сотский
довольно хмыкнул, и отец почувствовал неладное.
Есть ли здесь, кроме тебя,
еще кто-нибудь из Алари?
Да вот еще Габан.
Габан сидел на арбе. Одну
ногу он закинул за оглоблю, а другую вытянул вдоль колеса: казалось, буд--
то он уселся на оглобле — так ездят почти все здешние буряты.
|